Когда Айседора еще только собиралась появиться на свет, она измучила мать постоянными взыграниями и пинками.
Это обстоятельство дало родительнице повод горько вздохнуть: «Мой ребенок родится ненормальным». А самой Айседоре – не без гордости рассказывать, что уже в утробе матери она начала танцевать.
Дикий ребенок
Дору Грэй, мать прирожденной танцовщицы, незадолго до родов бросил муж. Сильная женщина Дора попереживала, а потом закатала рукава и начала поднимать на ноги четверых детей. Айседора была младшей и больше всего походила на папашу – выдумщика и авантюриста. Семья, хоть дети в ней и получали хорошее образование, бедствовала, и частенько, когда ужин обещал вариться из воздуха, худенькую Айседору посылали к булочнику или мяснику, и там уж девочка увертками, улыбками и жалостливым видом добывала бесплатный хлеб или мясные обрезки.
Дора с детьми часто переезжала, потому что не платила за квартиру. Как только наступали дни выплаты аренды, семья сбегала в новый дом. Детство Айседоры прошло захватывающим диким смерчем, благодаря чему Дункан выросла в свободную, бескомпромиссную личность.
Мать не сдерживала Айседору различными «нельзя», с младых лет предлагая ей жить своим умом и опираться на свои суждения. Позже Дункан выскажется, что любой родитель обязан воспитать это в своем ребенке. Кроме того, наслушавшись материнских рассуждений на тему бесполезности замужества и очевидных преимуществ романов без обязательств, Айседора вышла во взрослую жизнь с четким убеждением, что брак – это кабала, в которую она ни при каких условиях не сунется.
Отдав дочь в школу в 5 лет, соврав, что ей 7, Дора сразу же рассказала Айседоре страшную правду про Санта-Клауса, которого не существует – дабы девочка не рассчитывала на рождественские подарки. И когда учительница ближе к Рождеству спросила, чего хотели бы детишки получить от Санты, Дункан заявила, что вообще не верит в эту чушь.
Ее наказали, а она возненавидела школу. Из всех наук ее влекла лишь наука пластики, движения и чувства ритма. Она все время танцевала, а в 10 лет даже собрала группу из соседской ребятни, которой преподавала танцы. Чтобы ее слушались, завязывала на макушке хвост и, не смущаясь, говорила, что ей 16…
Босоножка
В действительные 16 лет она была уже очень далеко от этих мест. Так и не закончив школу, но точно определившись в жизненном пути, Айседора уговорила семью переехать из родного Сан-Франциско в мрачный Чикаго. Там ее ждали выступления в клубе «Богема», ощущение бесперспективности и рыжий 45-летний поляк Иван Мироски, которого Дункан вдруг вообразила своей самой главной любовью в жизни. Не сразу, правда, но после долгих горячих ухаживаний влюбленного Ивана.
От этого романа ее оторвал долгожданный ангажемент в нью-йоркский театр. В Нью-Йорке публика, наконец, начала реагировать на невиданные доселе танцы юной Дункан. Она предвкушала головокружительный успех, но все еще оттачивала детали – искала себя.
Пуанты – это некрасиво, и Айседора их сняла. Выверенные академические движения хороши для чопорного балета, а она – новатор, бунтарка в искусстве Терпсихоры, которой суждено создать свой уникальный, неповторимый танец, в основе которого – страсть, сжигающая изнутри и сообщающая телу нужные движения.
Этого топлива в Айседоре было с избытком. По словам хореографа Агнес де Милль, Дункан была метлой, убравшей весь лишний мусор – до нее театр не переживал такой грандиозной уборки.
Точку в поисках законченного образа поставил пожар в ее гостиничном номере, в котором сгорели все сценические костюмы. Не отменяя выступления, Дункан накинула на себя полупрозрачный кусок ткани, подпоясалась на греческий манер и в таком виде выпорхнула на сцену.
Зрители разинули рты и не закрывали их до самого последнего аккорда музыки, под которую неистово плясала почти что обнаженная босоногая танцовщица.
Великая Дункан родилась: неистовый внутренний огонь, перетекающий, благодаря музыке классиков, в пластическую импровизацию, тонкая туника и босые ноги – точь-в-точь как у танцовщиков на элевсинских мистериях Древней Эллады. Греция была источников вдохновения Айседоры – там она впоследствии провела много времени, где оттачивала свою технику до изящного мастерства. От восторженных поклонников она получила прозвище «босоногой Афродиты».
В Греции же эксцентричная Дункан, уже будучи знаменитой и накопив достаточно средств, купит… гору, решив открыть в ней школу танцев. И откроет. Но школа долго не протянет, поскольку безводная и безжизненная гора окажется не лучшим местом для образовательных учреждений…
А пока о танцовщице говорил Нью-Йорк и вот-вот должен был заговорить Лондон – Айседора сбежала туда от своей любви к Мироски, который оказался… женатым. Впрочем, он был только первой вехой в ее насыщенной романами с женатыми и неженатыми, талантливыми и гениальными мужчинами жизни.
Революционерка
Перечислить все увлечения танцовщицы не сможет ни один биограф. Айседора Дункан неукоснительно следовала усвоенной в детстве политике личного фронта: любовь и брак – разные вещи, поэтому – да здравствует любовь! Ее жаркий роман с гениальным венгерским театральным постановщиком Гордоном Крэгом, от которого Айседора родила дочь Дидру, подсказал еще одну истину: любовь не может длиться вечно. Разрываясь между Айседорой и другой своей возлюбленной, Еленой, Крэг в конце концов предпочел вторую.
Сын Патрик появился после продолжительных отношений Дункан с сыном изобретателя швейной машинки, привлекательным молодым миллионером Парисом Зингером. Она звала Зингера Лоэнгином и подтрунивала над его ярыми капиталистическими взглядами. Он осыпал ее бриллиантами, зверски ревновал и не сумел понять ее танца с красным полотнищем под «Славянский марш», углядев в нем воспевание ненавистного режима – сразу же взял и бросил «коммунистку».
Айседора коммунисткой не была – она была революционеркой. В своем искусстве. И считала, что таковым должен являться всякий творец, желающий оставить после себя след на земле.
Единожды жена
Ей пришлось пережить еще множество романтичных встреч, массу открытий и закрытий собственных танцевальных школ и смерть двоих детей, трагически утонувших в съехавшем в Сену автомобиле, прежде чем в чужой красной России молодой поэт, так сильно напомнивший золотом своих волос сына Патрика, не станцевал перед ней дикий танец – такое объяснение в любви по причине незнания английского.
Она в тот же вечер ушла за Есениным и долго каталась с ним по московским улицам. Извозчик трижды обвез их вокруг церкви на Пречистенке. «Обвенчал! Обвенчал!» – закричал Есенин и постарался перевести свои слова притихшей Айседоре. Она недоверчиво улыбнулась: еще никому не удавалось взять ее в жены.
Есенину удалось. Вместе они уехали в Америку, где Айседора сполна вкусила прелести шальной жизни с неуравновешенным гением. Он то отбивался от ее ласк: «Пристала. Липнет, как патока», то запускал в нее тяжелым сапогом. То возвращался кроткий, нежный, и видел, что все зеркала исписаны красной губной помадой: «Есенин есть ангелъ».
Ему было 26, ей – 44. В России Сергея Есенина считали расчетливым малым, женившимся на богатой старухе, в Америке звали молодым мужем великой Дункан и дивились буйству и запоям заезжего поэта. Айседора замужней жизни долго не выдержала и попросила Есенина отправляться восвояси.
Через два года из России пришла весть, что Сергей повесился. Еще через два года Айседора сама попыталась наложить на себя руки – от одиночества, мучительного ощущения старения и так и не утихшей скорби по погибшим детям. Ее спасли, но прошло несколько дней, и Дункан, отправляясь на автомобильную прогулку, обмотала вокруг шеи теплый пурпурный шарф. Улыбнулась провожающим ее приятелям: «Прощайте, я отправляюсь к славе».
Знала? Раздуваемый ветром шарф стремительно намотался на колесо машины и мгновенно задушил Айседору. Страшно, ярко, незабываемо. Как ее жизнь, как ее танец.
