Коко Шанель.
 |
Наверное, в каждой семье есть старинный семейный альбом: из толстой кожи, с витиеватыми рекламками ателье под фотографиями, с непременными лысыми детьми в платьях и женами, стоящими за спиной у мужей. Они полны женских лиц — именно в них ты вглядываешься пристрастнее всего, с жадным умилением.
«Вот это твоя прапрабабушка. Была красавица. А это тетя Дуся, Евдокия Андреевна, она, хоть была и некрасивая, умела себя подать, четырежды была замужем, и умерла в восемьдесят четыре года с сигаретой в зубах, замужем за 55-летним мальчишкой!» Это тоже есть в истории любой семьи: красавицы и счастливые некрасавицы, умевшие жить. Но когда смотришь на них в семейном альбоме, эти женщины — они не красивы и не некрасивы. Они одинаково немыслимы, они все кажутся искусной стилизацией — и не имеет никакого значения, была ли на самом деле тетя Соня красавицей, а тетя Броня дурнушкой. Их личная красота уже не читается. Она тонет в контексте.
Когда речь идет о красоте, нет ничего важнее контекста. А может быть, только он и важен. Возможно, красоты как таковой и не существует вообще, есть только субъективные ощущения от чего-то, что один из древних с присущим им лаконизмом определил простой и емкой максимой: «Красота есть гармония частей».
За красоту ей в школе прощали все: даже то, что отец работал уборщиком в цирковом слоновнике.
Слегка от автора
«Если тебе тридцать и ты до сих пор не красавица, значит, ты дура!» — это изречение я услышала впервые лет в восемнадцать от мамы и страшно разозлилась. Ну конечно, ей легко говорить. Она-то красавица, а вот я…
Если бы тогда я, восемнадцатилетняя, могла бы хоть на секунду увидеть себя сегодняшнюю, зрелище меня, наверное, очень бы утешило. В восемнадцать лет будущее представлялось неотвратимо ужасным: широкие плечи, плохая осанка, редкие волосы, кривые зубы и длинный нос, казалось, прочно гарантировали мне должность библиотечно-церковной мыши, статус синих панталон и вечное одиночество.
Собственное тело виделось ужасным, ужасным, ужасным. Я думаю, меня, восемнадцатилетнюю, приятно удивило бы, что, дожив до тех самых тридцати лет, я не только не ушла в сотрудники архива, но и с некоторым успехом начала носить каблуки, летние перчатки, чулки, розовые платья и проч., что обычно носят красивые женщины. В английских викторианских романах, читать которые очень приятно, но совершенно бесполезно, такая ситуация обычно называется «с годами Эвелин очень похорошела» или «замужество пошло Клэр на пользу».
Тридцать лет — в принципе достаточный срок, чтобы перестать бороться со своей внешностью и научиться ею управлять. Всего четырех месяцев совместной жизни с партнером, по статистике, достаточно, чтобы перестать обращать внимание на его внешность. А еще через год уже сложно описать: лицо… обычное… нос… как нос… глаза… а что глаза?
Тридцати лет совместной жизни с самой собой по идее должно хватить, чтобы по- дружиться с собственным телом.
Королевство кривых зеркал
Болезненное недовольство своей внешностью, свойственное подросткам, в психотерапии называется дисморфофобией. Дело в том, что подросток не может воспринимать свою внешность в общем, он оценивает ее по частям, каждую сравнивая с неким выдуманным идеалом. И, разумеется, находит ее ужасной. Тем более что все подростки боятся проявлений индивидуальности и считают их уродством. Юные девушки могут часами изучать себя в зеркале, растравляя собственные раны: толстые ноги, кривые зубы, маленькие глаза.
«Приступы дисморфофобии у зрелых женщин, — говорит консультант по образу жизни, психолог Елизавета Егорова, — бывают следствием застоя или скрытого кризиса в других сферах жизни: в профессии, в любви, в семье, в денежных делах. Человек подсознательно недоволен собой, и недовольство ищет повода, чтобы проявиться. Зеркало предлагает самый очевидный повод — ведь внешность в любом случае не идеальна. Это деструктивное чувство, которое приносит женщине только вред. Неуверенная в себе, она не будет привлекательной, даже обладая набором черт Клеопатры и Брижит Бардо вместе взятых.
Зеркало не должно брать верх над его владельцем. Зеркало — это стекло со слоем амальгамы, существующее для того, чтобы подкрашивать перед ним губы или прикидывать одежду. Длительное, ежедневное критическое изучение в зеркале всех своих недостатков может довести до сумасшествия кого угодно. По крайней мере, лишить уверенности в себе — точно.
Уверенность в себе, гармония в чувствах и успехи в делах могут заставить любую внешность засиять подобно двойной радуге в небе после дождя. Именно поэтому многие женщины просто расцветают после замужества — вместе с собственным, законным мужчиной они получают доказательство своей привлекательности, как бы право на индивидуальность, избавляются от остатков юношеского конформизма («Чтобы меня полюбили, я должна быть худой, носить короткие юбки и быть блондинкой — джентльмены предпочитают блондинок!»). Увы, бывает и наоборот: обретя долгожданное «счастье в личной жизни», женщина как бы теряет запал и тускнеет, словно старая, долго провисевшая на стене фотография.
И если ты встречаешь на улице старую знакомую, которая со времен замужества будто бы полиняла, устала, которая одета будто между прочим и в чьем облике нет воли — женской воли к красоте, что бы она ни рассказывала про свое благополучие и как бы хорошо ни держалась, ей надо посочувствовать: на самом деле она несчастлива.
То, что разрушает Вселенную
Истории про серых мышек, превратившихся в розовые розы, и принцесс, превратившихся в тыкву, при всей своей поучительности уже давно приелись. Тем не менее расскажу еще одну.
Наша школьная красавица, Илена Екандопуло. Она была так хороша, что ей прощали ее смешную фамилию, странное имя и даже то, что ее отец был уборщиком в цирковом слоновнике (кого другого засмеяли бы до смерти!). Она была такая красивенькая, что ее обожали все мальчики, с ней дружили все девочки, а учителя за просто так ставили ей пятерки. У нее были крошечные ручки и ножки, похожие на розовых рыбок, строгий лоб и тусклые черные кудри, будто написанные Джотто.
Теперь она очень цветущая, вечно спешащая громкая молодая женщина, одетая крайне дорого и ярко (ее муж какой-то торговец то ли винами, то ли маслами — почти что пресловутый Одиссей — он всегда в командировке), с влажным декольте и какими-то чрезвычайно длинными, похоже, искусственно нарощенными ногтями на ногах (зачем она это делает?). Таких женщин много в дорогих турецких отелях в середине августа. Нет, она не красива. Хотя и джоттовские кудри, и горящие глаза, и маленькие изящные руки — все при ней.
Главный враг красоты — как и всей Вселенной — энтропия. Это фундаментальное свойство материи, которое заставляет камни рассыпаться, моря высыхать, а тело дряхлеть. В более широком смысле, благодаря энтропии любые усилия всегда идут прахом — то, что прополото, зарастает, то, что накачано, обвисает, то, что ухожено, приходит в небрежение и упадок. Но не энтропия тела губит красоту: ее губит энтропия духа.
Я устала. Мне лень. Надоело.
Зачем? Скучно. Не сейчас.
Некрасивой женщину делает не то, что ей лень брить подмышки и неохота краситься, а то, что ей становится лень читать книги, неохота выходить на улицу, скучно работать, некогда ходить в кино, неинтересно — на выставки и концерты, незачем встречаться с друзьями…
Даже если при этом она целыми днями полирует ногти, оттачивает форму своих ягодиц в спортивном зале и обертывается в самые редкие, самые мерзко пахнущие водоросли, она будет похожа в лучшем случае на дом-музей. В котором все сохраняется в таком виде, как при живших там когда-то людях, поддерживается влажность и температура, подновляется краска — но в нем нет жизни.
Наука красоты — это искусство создания контекста. Мэрилин Монро, Марлен Дитрих, Одри Хепберн запечатлелись в культурном сознании человечества как безусловные величины, символы, как Тадж-Махал и Нотр-Дам. Но их внешность была проявлением скорее идеи, чем природы. Они доказывают то, что красоту создает не удачное сочетание генов, скажем, кудрявости и талии, а воля и мысль. Стремление, упорство, желание: единственный способ стать красивой — это хотеть быть красивой и быть ею!
Чёрный, белый не берите, «да» и «нет» не говорите
«Найти свой стиль», «научиться себя подать», «отыскать в себе изюминку» — это можно называть по-разному. Но дело не только в том, чтобы научиться подбирать помаду к туфлям, носки к глазам, а прическу к носу.
Стиль определяется далеко не одной внешностью. Иначе все рыжие ходили бы в зеленом, блондинки — в голубом, а полные — в продольной полоске. Если бы найти свой стиль можно было, просто обратившись к стилисту, внешность создавалась бы тем стилистом, к которому женщина ходит, и десять «пациенток» одно и того же мастера выглядели бы как сестры.
Стиль в значительно большей степени связан с характером человека, его настроениями, убеждениями, причудами. Недаром говорят, что быть элегантной означает одеваться, как все, но неповторимо. Эта неповтори- мость и есть внутренний мир, привнесенный в облик.
Получается, для того чтобы найти свой стиль, нужно элементарно… найти себя. То есть узнать себя, понять, кто ты и чего хочешь.
Как это ни печально, тысячи людей живут, вообще не задаваясь вопросом, кто они на самом деле и что им нужно, выбирая в качестве жизненных ориентиров только традиции, общепризнанные социальные ценности и слова «так надо», «так все делают».
«Всегда можно узнать человека, который не имеет понятия о собственной личности, — говорит Елизавета Егорова, — потому что в его облике отсутствует стиль. Он выглядит как-то… никак. Как все, как принято, как обычно». Даже человек, одетый нелепо, глупо, неподходяще и вызывающе, и то имеет смелость заявить миру: «Да, это я! Я такой! Вот он я!» Кстати, многие люди, обладающие хорошим характером и поэтому не нуждающиеся в постоянном самокопании и самоконтроле, совершенно не умеют одеваться! Но это их редко портит. Зато те, кто в глубине души крайне недоволен собой, кто хотел бы измениться, быть другим, зачастую выглядят даже не то чтобы стилистически выдержанно, а стилизованно. Они одеваются «слишком», «с иголочки», «как картинка».
Вкус — это привычка к оценкам, к критическим оценкам, к постоянному взвешиванию: «хорошо или плохо, красиво или нет». Недаром Оскар Уайльд писал, что люди с хорошим вкусом часто бывают злы.
В определенном смысле вкус — это скептическое отношение к миру, которое позволяет наряду с красивым, стильным, эстетичным, соразмерным видеть пошлое, нелепое, уродливое и недостойное…
Для того чтобы стать интересной внешне, необходимо поверить в то, что ты интересна внутри. Уверенная в этом женщина может не творить чудеса с собственной внешностью, но она знает, как ею управлять, и способна привести то, что было дано ей от природы, в соответствие со своим внутренним содержанием. А такое понимание приходит именно с годами.
Женскую красоту создает не удачное сочетание генов: скажем, кудрявости и талии, а воля и мысль!
«Если тебе тридцать и ты до сих пор не красавица, значит, ты дура» — выражение, конечно, жестокое. Но кто назовет его несправедливым? Прямой нос не заменит прямой спины и уверенной походки, открытое декольте — открытого жизнерадостного взгляда, красивые губы — красивой улыбки, многозначительное молчание — искреннего интереса к жизни, а высокая грудь — высокой самооценки. Что же до всего остального — пушистых ресниц, тонких талий и так далее, то, как говорится, с этим можно работать.
